Биологический отец умер через полгода после того, как я вышла замуж. На свадьбе его не было — мы не общались. Когда он умер, его жена связалась со мной. Ранее мы не были знакомы, но сумели адекватно договориться о разделе имущества отца. В результате всех сделок я купила себе отличную студию.

Мы с мужем как раз планировали ипотеку. Когда я получила наследство, свёкры раскатали губу:

— О, вот вам и деньги на первый взнос!

А вот фиг. Моё — моё. Совместно нажитое — это совместно нажитое. Наскребли денег, взяли однокомнатную квартиру.

Через два года золовка поступила в институт.

— Пусть живёт в студии, из дома далеко ездить: сначала электричка, потом маршрутка. За аренду не переживай, — сказали свёкры.

Муж тоже просил за родню, я поддалась на уговоры. Деньги обговорили — со скидкой. Золовка заехала в студию.

Я забеременела. Мы из однушки перебрались в двушку — тоже ипотека. Золовка жила в студии, свёкры исправно оплачивали коммуналку и аренду. Всё было хорошо.

После выписки из роддома узнала, что у мужа есть баба. Мало того, что баба — так они ещё и встречались в моей студии, а золовка знала, покрывала и на время уходила погулять.

Взвесила все за и против. Решила, что не буду разводиться. Ребёнок общий, его планировали вместе — почему я одна должна его воспитывать? Муж пообещал, что «достоинство в узелок завяжет» и больше ни-ни. Он бросил любовницу, мне помогал, от ребёнка не отходил, когда был дома. Все мои хотелки выполнял по щелчку пальцев. Виноватый муж — неиссякаемый источник вторичной выгоды.

А вот золовку я выставила. Ибо нефиг.

— Раз уж нашего сына простила, зачем нашу дочь выгнала? Она ни в чём перед тобой не виновата, — стали говорить свёкры.

— Я бы и квартиранта, который бл*дство покрывал, выгнала, — усмехнулась я.

У золовки был последний год обучения. Свёкры сняли ей комнату — на студию или квартиру денег не хватало. Ведь у меня была скидка.

Пошёл ребёнок в садик. Я загуляла. Тоже всё надоело: и брак, и дом, и бытовуха. Муж меня не ловил — я сама призналась. Пришла и сказала:

— Есть другой. Не знаю, уйти к нему или остаться с тобой.

Сидели, головы чесали, ругались, спорили. Муж решил меня простить и сохранить брак. О его измене знали все, всё благодаря золовке. О моей не знал никто, кроме непосредственных участников любовного треугольника.

Но я — не муж. Вторичных выгод ему не досталось. Потому что раз простил и забыл — значит, простил и забыл. Стелиться ковриком я не собиралась. Да, мне было стыдно, я была виновата и далее по списку. Но расплачиваться за это особой заботой, мытьём ног мужу? Нет уж. Не я первая начала.

Тем не менее муж попытался продавить возвращение золовки в студию. Мол, работает, в город ездит, живёт у родителей — далеко, пусть лучше в студии со скидкой. Я отказала. Нечего. Муж отступил.

Ну и ладно. Живём. О прошлом не вспоминаем. Воспитываем ребёнка. У золовки тоже вот-вот родится. Папаша у ребёнка шалтай-болтай. Ни о чём. Даже квартиру снять не может, поэтому золовка живёт у родителей. Как только золовка забеременела, свёкры снова на мою студию губу раскатали:

— Пусть молодые поживут, на ноги встанут, ипотеку возьмут…

Нечего. Вот если бы золовка не покрывала тогда чужие измены, я бы с радостью её вселила. Как арендатор она идеальна: тихо, чисто, никаких проблем. Но моральные качества подкачали. Как, впрочем, и у нас с мужем. Записано.